Учась в мединституте, у меня возникало стремление оправдывать значимость манипуляций самостоятельно придуманными фамилиями псевдоавторов различных методик. Звучало это, впрочем, неплохо: проба Крайчека, измерение давления по Воробьёву-Гундерсону, феномен Кеккеля, метод Профурина и т. д. Любимой фамилией больного для образца истории болезни была Люция Карловна Пферд (с) Ильф und Петров.
Воистину: творчество!
И это несмотря на обилие реальных чудесных фамилий, как-то: мазок по Папаиоанну… Изобретались названия препаратов, химикалиев, симптомов, постулатов и пр. Безусловно, это способствовало явному повышению интереса к учёбе.

Была пора когда слушали музыку, не имея понятия о септаккордах;
когда собирали марки, дабы прочесть загадочное «монгол шуудан»;
когда смеялись над существованием словосочетания «Женминь Жибао»;
когда толкали локтями друг друга в бок и тыкали пальцами в дядек с удивительно сизыми и большими носами,испещренными синими прожилками, будто вылепленными из другого материала;
когда верхом дерзости считалось бросить пакет из-под молока с урино-фекальной начинкой в прохожих с балкона;
когда запоем читали даже классиков соцреализма и восхищались героями Джека Лондона.
А сейчас?
с изрядной долей скепсиса мы говорим о половинных триолях и чрезмерной простоте музыкальных решений;
вместо марок мы собираем виды российских городов и портреты американских президентов два раза в месяц;
мы меньше смеёмся, в лучшем случае это распространяется на пошловатые порой миниатюры «Comedy club»;
мы знаем, что сизый и бугристый нос называется «ринофима» и это больше не кажется смешным;
пейнтбол и боулинг заменили нам увлекательную стрельбу с балконов;
что-нибудь типа Робски считается отстоем, мы пресыщены Суворовым, Пелевиным, Аксёновым и пр. В лучшем случае — «Духless».

ГДЕ ТЫ, ДЕТСТВО?

Стал очевидцем такого случая. Был жуткий ливень. Безжалостно хлестали мощные струи. Казалось, что даже в асфальте образуются жуткие выбоины. Грязевые потоки заполонили всё и вся. Восседая на заднем сиденье автобуса, увидел за окном массивного мужчину, бегущего наперерез к передним дверям по глубоким лужам. Выиграв в расстоянии, что-то случилось со скоростью. Обладая роскошными пропорциями в духе Рубенса (или Вити Вавилова), мужчина щедро забрызгал светлые парусиновые брюки отвратительной грязью.
Видя, что все его эволюции обречены на неудачу, мужик закричал что-то страшным голосом. Явственно я разобрал лишь фразу: «ОСТАНОВИСЬ, ЗАКЛИНАЮ!» Пассажиры хрюкнули, зашлись смехом и попадали с сидений. Может, кто-нибудь меня и осудит, но я очень смеялся…

Один раз посадили в шкаф котёнка на ночь, рядом с Лёвиной* кроватью. (Лёва в этот день был немного выпивши). Котёнок начал орать — из шкафа звук был приглушён. Лёва недоумённо спрашивал: «Где этот котёнок?» и звал его: «Миша! Миша!». На это котёнок начинал орать ещё громче и скрести в шкафу. Наконец Лёва не вытерпел и пошёл его искать со словами: «Надо спасать котёнка, в беду попал». После долгих поисков, не услышав ни шороха, вернулся ни с чем. Когда Лёва улёгся, крики и скрежет возобновились. Лёва кричал: «Перестань, чего ты доябываешься?»